Социолог Вахштайн: "Если город превращается в витрину, то скоро в нее полетят камни"

Идеология "хипстерского урбанизма" умирает. Следующая волна мышления о городе будет очень левой, считает социолог Виктор Вахштайн. Она будет выстроена вокруг проблематики неравенства, миграции, отчуждения и несправедливости.

Об этом Виктор Вахштайн рассказал корреспонденту Би-би-си Дмитрию Булину на площадке Московского урбанистического форума, прошедшего в конце июня-начале июля в Манеже.

"Если вы вернулись домой до четырех утра, значит, город не удался"

Би-би-си: Что это за явление вообще - урбанистические форумы и что на выходе получается?

Виктор Вахштайн: Урбанистические форумы довольно сильно изменили свою функцию за последнее время. На волне расцвета московского хипстерского урбанизма они представляли собой сцену особого рода: место, где исследователи, проектировщики, управленцы и представители бизнеса встречались, "опубличивая" факт своей встречи для более широкой аудитории.

С расцветом хипстерского урбанизма началась стремительная медиатизация города. Когда город превращается в сцену, урбанистический форум становится его метонимией - сценой в сцене. Впоследствии, однако, идеология медиатизации привела к тому, что Урбан-форум стал чуть меньше "урбан" и чуть больше "форумом". Другими словами, он - больше медийное событие, чем событие городское. Я думаю, что эта тенденция усилится и через какое-то время городские форумы и город будут существовать параллельно в разных пространствах.

Однако базовая функция форума - функция столкновения разных языков, языков мышления, языков метафоризации города, языков принятия экспертных решений о городе - она сохраняется. И это очень важная задача, потому что на самом деле, несмотря на внешнее спокойствие этого пространства, мы с вами присутствуем в поле напряженной войны разных способов мышления. Какой из них победит - от этого будет зависеть, как будет выглядеть город в ближайшее время.

Би-би-си: Вы употребили словосочетание "хипстерский урбанизм". Расскажите, что это такое.

В.В.: Жалею, что когда-то придумал это словосочетание. Потому что я его придумал для научной статьи, чтобы обозначить способы говорения и мышления о городе, которые в Москве набирали в тот момент силу. Сейчас же оно превратилось в клише, которое используется для неприкрытой политической охоты.

Хипстерский урбанизм - это городская идеология, причем, "идеология" в безоценочном смысле слова. Хипстерский урбанизм возникает в Копенгагене - как идеология города не просто комфортного для жизни, а города как особой формы публичности, как сцены.

Ян Гейл, который, собственно, придумал эту историю, произносит два моих любимых афоризма: "Город - это как хорошая вечеринка. Если вы вернулись домой до четырех утра, значит, город не удался". И еще: "Не спрашивайте меня, сколько людей живет в этом городе, спросите, сколько получают от этого удовольствие". Для Копенгагена это очень понятный разговор, потому что Копенгаген - один из самых скучных городов Европы. Очень комфортный для жизни, очень дорогой и очень скучный. И с отвратительным климатом.

Проекты Гейла нацелены на опубличивание, на превращение города в подмостки. Город - это ярко, город - это интересно, город - это образно, город - это когда есть куда пойти. Хипстерский урбанизм противостоит, с одной стороны, давней традиции модернистского урбанизма - урбанизма машинного, урбанизма Нормана Геддеса и Роберта Мозеса. А с другой стороны - левацкому урбанизму: урбанизму сообществ, урбанизму солидарности, урбанизму повседневности (Джейн Джекобс). Когда левые урбанисты приходят к власти в крупных городах мира, они начинают инвестировать в общественный транспорт, в дешевое жилье для молодых семей, в поддержку локальных сообществ, параллельно устраивая настоящий террор для автомобилистов.

И вот эти два способа говорения - модернистский, для которого город - это бесчеловечная машина экономической эффективности, и левацкий, для которого город есть пространство преодоления социальных различий, - они всех к концу ХХ века просто задолбали. Поэтому в 80-е появляется хипстерский урбанизм и как бы говорит: "Ребята, да - город можно сделать эффективным, его можно сделать комфортным для жизни, его даже можно сделать справедливым, но он все равно останется чудовищно скучным. Наш главный враг - это не несправедливость, не отсутствие стремительного экономического роста, наш главный враг - скука!"

И вдруг хипстерский урбанизм благодаря вот этому педалированию метафоры города как сцены становится очень мощной идеологией. В Москве своего рода контрапунктом этой идеологии стало создание, точнее, реновация Парка Горького - на мой взгляд, самое сильное, интересное, что произошло в жизни города за последние годы.

Помесь Лучезарного города и Парка Горького

Би-би-си: Мне кажется очень интересной метафора города как сцены, она наводит на определенные размышления, что вот для того, чтобы выйти на эту сцену, нужно обладать какими-то компетенциями. Не получается ли так, что эта сцена лишает возможности выйти на нее многих людей, которые проживают в городе?

В.В.: Ваш вопрос задан из того языка, с которым хипстерский урбанизм долго боролся. Это как раз и есть "левый взгляд на город" - взгляд, который фокусируется на несправедливости городского устройства, отчуждении и недоверии горожан друг другу, вписанной в городскую среду (и оттого незаметной) дискриминации. Сегодня этот язык описаний все более настойчиво заявляет о себе. Ведь что такое город-сцена? Это город настоящего. Город здесь и сейчас. И это понятно: никто не хочет жить в бараках на стройке грандиозного города-сада. Но в ту секунду, когда мы взяли на вооружение метафору Гейла, мы сняли с повестки дня множество важных городских вопросов. Кто те "рабочие сцены", которые собирают декорации, но не пользуются ими? Кто остается за кулисами? Кто перестал ходить в Парк Горького, когда туда стали ходить наши с вами ровесники? Что делать с чудовищной несправедливостью, которая происходит и усиливается, в том числе усиливается самим городским пространством? Левый урбанизм неслучайно постоянно возвращается к теме миграции: идеологам новой публичности нечего ответить на вопрос о "невидимой стороне Москвы".

Я думаю, что следующая волна мышления о городе будет очень левой. Она будет выстроена вокруг проблематики неравенства, миграции, отчуждения, несправедливости. Это будет совсем другой способ говорения. Я не знаю, как он повлияет на городское пространство. Как повлиял хипстерский урбанизм - мы с вами видим, мы находимся в этом пространстве. В принципе, уже сейчас хипстерский урбанизм распадается на два лагеря: те, кто плавно дрейфуют в сторону левацкой риторики (отсюда новая роль стрит-арта и публичного искусства), и те, кому ближе большой модернистский стиль. Люди, которые еще недавно шли одной колонной, сейчас тяготеют либо туда, либо туда. Я убежден, что следующий язык, который победит, - это язык "хардкорной", левацкой городской идеологии. Потому что сцена имеет свойство превращаться в витрину. И если сейчас не обратить внимание на зону "кулис", очень скоро в витрину полетят камни.

Опубличивание городского пространства произвело кучу социальных различий, довольно болезненных. И вот с ними-то и придется иметь дело следующей волне экспертов. Я сейчас не вижу на Урбан-форуме того, чтобы люди отдавали себе в этом отчет. На мой взгляд, тут есть один дополнительный фактор - инерция. Потому что машина принятия решений - это очень инертная машина. Хипстерский урбанизм ярко вспыхнул и дал новый способ говорить и новую энергию двигаться. Она продолжает двигаться в этом направлении, но все, до чего она дотрагивается, обретает модернистский масштаб. Это уже не маленькая чахлая грядочка на Новой Голландии как символ "камерного" хипстерского урбанизма в питерском варианте - это тротуары, залитые солнцем, помесь Лучезарного города и Парка Горького.

Если это плитка, то по всему центру, если велосипедные дорожки, то самые длинные велосипедные дорожки в мире. Если Гейл нам говорит, что город для пешеходов, то давайте никого туда просто не пустим, кроме пешеходов. В этом смысле московский хипстерский убранизм превращается в модернистский. Грустно наблюдать, как вот этот утвердившийся благодаря Сергею Капкову способ мышления о городе как о "городе для людей", городе, где интересно, вдруг обретает какие-то чудовищные, монструозные масштабы. Как если бы Роберт Мозес и Ян Гейл неожиданно нашли общий язык.

"За модернистскую московскую мобильность нам приходится расплачиваться чудовищным отчуждением"

Би-би-си: Если мы посмотрим на Лондон, то увидим, что там есть районы, которые являются центрами притяжения определенных культур, субкультур, ассоциируются с какими-то культурными явлениями. В Москве же такого мы, как правило, не наблюдаем. У нас получается так, что каждый район - одновременно для всех и в то же самое время ни для кого?

В.В.: Это связано с одной очень важной вещью, которая называется "социальная архитектура городского пространства". Лондон - город сообществ, он изначально возникает как пространство сообществ. К этому можно относиться по-разному: лично я не разделяю восторгов своих коллег по поводу самой идеи сообществ. Потому что подлинное сообщество - это не воспетая Джейн Джекобс Гудзон-стрит, это фактически гетто.

Но при этом, тем не менее, надо признать, что многие крупные европейские города - это города, выстраивающие всю свою внутреннюю логику, исходя из того, что у сообществ есть некоторое самопонимание, более или менее ясные границы. Какие к чертовой матери сообщества в Москве? Это город, где две трети людей здесь не родились из тех, кто здесь живет. Это город, где значительная часть населения снимает жилье. Средняя продолжительность съема квартиры в Москве - два-три года. Это гипермобильное население, молодое население.

И отчасти вот эта идея сообществ в Москве не очень сильно приживается просто потому, что старых сообществ не осталось, в крайнем случае - сдали квартиру, уехали на дачу и живут на деньги, которые получают от квартиросъемщиков. А новые, по большому счету, не возникают. Конечно, за эту модернистскую московскую мобильность нам приходится расплачиваться чудовищным отчуждением. И это будет еще одним катализатором скорого "полевения" городской риторики.

В исследовании, которое делают мои коллеги, показан, в частности, такой любопытный факт, что Москва - это город, где родители провожают детей до метро, потому что не доверяют своему району. И просят позвонить им в центре города, потому что доверяют центру. Самое парадоксальное, что большая часть преступлений в Москве происходит в именно центре. По объективным параметрам, это самая небезопасная территория Москвы, но субъективное доверие собственному району отсутствует напрочь. И это только один из примеров. Там есть много сюжетов, связанных с доверием, социальными связями, социальным капиталом и тем, как устроена Москва, как устроена в ней жизнь, насколько здесь безумны темп, ритм и смена декораций, которая происходит с завидной регулярностью.

Би-би-си: Возвращаясь к хипстерскому урбанизму, он может каким-то образом решить эту проблему отсутствия доверия?

В.В.: Это одна из ключевых проблем, и для ее решения у хипстерского урбанизма нет средств. Потому что для хипстерского урбанизма сообщество - это то, что собирается в центре города, когда там проходит условный фестиваль мороженого. Тут нет идеи сообщества, но есть идея публики. Когда хипстерский урбанизм начинает клясться в верности сообществам и кричать: "Все во двор, дворы - наше всё!", чаще всего имеется в виду лишь то, что во дворе будет фестиваль еды. Идея публики - это суррогат идеи сообщества. Отсюда разница в понимании того, что такое общественные пространства.

Когда разговор об "общественных пространствах" ведется на языке хипстерского урбанизма, чаще всего имеются в виду не общественные, а "публичные пространства". Общественное пространство - это пространство солидаризации. Химкинский лес - это общественное пространство. Чистопрудный бульвар в период акции "Оккупай Абай" - это общественное пространство. Проблема Москвы и многих российских городов заключается в том, что здесь сообщества возникают исключительно на волне протеста и в поле протестной мобилизации. А хипстерский урбанизм не возник на волне протеста, он возник в результате того, что сформировалась мощная поколенческая группа людей, которая приехала в этот город 10-15 лет назад и которой надоело чувствовать себя в этом городе как на оккупированной территории.

Именно они, а вовсе не мистические хипстеры были главной движущей силой хипстерского урбанизма и главной его социальной базой. Был дикий приток населения сюда в конце 90-х годов - начале 2000-х, которые за 10 лет сделали карьеру, завели детей, и поняли, что им просто некуда с детьми пойти - город для жизни не предназначен. Самое интересное, что по нашим исследованиям, именно у этой группы сегодня самая сильная московская идентичность - не у тех, кто здесь родился. Те, кто больше всего чувствует себя москвичом в Москве, - это люди, живущие здесь больше 10 лет.

__________________________

Полную версию записи интервью Виктора Вахштайна смотрите здесь.